Он покинул свой дом навсегда, или Судьба переселенца

Пенсионеру Николаю Гавриловичу пришлось навсегда уехать из родного дома, в котором он прожил всю жизнь. А ведь даже во время интенсивных боевых действий старик никуда не собирался уезжать. Но... не сложилось...

Реальные истории реальных людей, жизнь которых навсегда изменила война на Донбассе<

Республика, которая «так называемая». Магазин «Лидер». Именно сюда должна подъехать синяя «девятка» в 3 часа 40 минут, чтобы отвезти желающих (в том числе и меня) пораньше на КПП, к Станице Луганской. До контрольного времени остается 15 минут, я хожу, как часовой, вперед – назад… Еще темно, еще в силе комендантский час, поэтому чувствую себя некомфортно и при малейшем шуме, напоминающем шаги, прячусь за здание магазина… Не то чтобы очень боюсь патрульных, но лучше - как лучше. Зачем мне потом показывать документы и доказывать, что я не верблюд, то есть, нарушил закон комендантского часа исключительно из желания уехать пораньше на частном транспорте на КПП.

Сам анализирую свои оправдательные слова перед смоделированным патрулем и чувствую, что не убедительно, могут и задержать, как говорится, до выяснения личности и обстоятельств… Прячусь, в очередной раз услышав шаги, за угол магазина и вижу, как к его входу медленно, тяжело, подходит явно старческая фигура. Главное – не патрульный… Выхожу из укрытия, здороваюсь. Оказывается, дедушка (лет восьмидесяти) он же – Николай Гаврилович – тоже будет ехать синей «девяткой» до Станицы.

Попутчик оказался очень разговорчивым брянкинчанином, коренным жителем поселка. Живет он в частном секторе, почти в километре от данной нашей посадочной точки, поэтому и путь для него сопоставим с турпоходом немалой дальности. Подходит оговоренное время. Звоню Алексею (водитель ожидаемого авто) и в ответ слышу, что небольшая поломка, минут через двадцать будет. Ну, теперь можно и не суетиться, и спокойно дослушать рассказ Николая Гавриловича о том, почему он все-таки становится переселенцем на старости лет и покидает отчий дом…

Последняя капля

Давно его просила пойти на такой шаг дочка Наталья, которая работает в Северодонецке врачом, а живет в Рубежном (микрорайон «Южный»), снимает там квартиру в двухэтажном здании. Уговаривала, наверное, целый год… Но Николай Гаврилович все категорически отказывался. Говорил, что сколько там ему еще Господь разрешит пожить… Всего-то ничего. Что ж перед смертью, бросать свой край, свой дом? В Северодонецке живет и работает уже много лет Егор, племянник. Вот к нему на постоянное теперь уже место жительства и выезжает мой собеседник. 

Почему все-таки решился ехать? Да тяжело ему жить одному в доме, да деньжат не хватает и на пропитание (спасибо дочке, помогает), да в случае болезни и позаботиться некому, в аптеку сбегать. Да что там в аптеку – стакан воды некому подать будет… Но все это он бы терпел ради дома родного и края отчего…

Но последней каплей стал случай трехдневной давности. Вышел Николай Гаврилович рано утром (только светать стало) из дома, взял с собой лопату для устрашения и отправился на огород. Последние дни кто-то безобразничать стал: то морковку, то бурячок вырывает, уже и до картошки добрался. Вот, думает хозяин огорода, я сейчас этому наглецу, если попадется, лопатой пригрожу. И попался. Вернее, попались. Видит хозяин, на его огороде хозяйничают два недобрых молодца. Видно, что ребята крепкие. Этакие Ильи Муромцы. Обнажились по пояс (жарко и с утра) и проворно так лопатами орудуют и картошку в ведра собирают. Ну, и что старому Гавриловичу делать? Куды бедному крестьянину податься за помощью и правдою? Прогонять, угрожать? Это только Моська может в басне себе позволить лаять на слона. А Николай Гаврилович, немного поразмыслив, вернулся во двор, взял ведро и теперь уже, обойдя соседский двор и огород, подошел к недобрым молодцам. «Можно и я, – говорит, – ребятки, себе ведерко накопаю, а то совсем есть нечего». Первому богатырю явно не понравилась наглость чужака. А второй, махнул рукой: давай, мол, батя, пристраивайся. Набирай свое ведро. А товарищу заметил, что не надо переходить красную линию. Седину уважать надо. Пусть копает старый… Вот так Николай Гаврилыч с разрешения воров и накопал себе в своем огороде последнее ведро, которое и стало последней каплей. Остаться без картошки на зиму одинокому и немощному – это… Да что там рассказывать. И так понятно «это»...

Прощание

И вот он рядом со мной ждет «девятку». Вместо обещанных 20 минут прошли уже 45. Первый тайм, как поется, мы уже отыграли… Еще 45 ждать нет смыла, тогда уже лучше и дешевле на рейсовом автобусе – все равно, как минимум, четырех часов стояния в очереди уже не избежать. Но вот – долгожданное авто. В нем уже сидят две женщины пассажирки, вставшие в такую рань с той же целью – обхитрить очередь, не стоять часами под палящим солнцем. Выехали. И путь предстоит неблизкий – через Алчевск, Луганск, к Станице Луганской, да и время поджимает, надо спешить. Но тут мой знакомый вдруг просит водителя: «Сынок, тормозни на погосте, проститься надо с родными, я недолго…». Водитель недовольно возражает: это и крючок, мол, надо сделать, и времени в обрез. И денег это дополнительных стоит… Я кладу руку на плечо водителю Алексею: «Тормозни, я заплачу…». Делаем крюк, подъезжаем. Выходим вдвоем с Гавриловичем. Я помогаю ему идти. Он легко и довольно быстро (наверное, часто приходил сюда) отыскивает родные могилки. Сначала прощается с внуком. На памятнике фото восемнадцатилетнего парня с жизнерадостной улыбкой. Николай Гаврилович целует фото и гладит дрожащей рукой: «Прости, внучок, прости, Сашенька, уезжаю. Навсегда. Больше не приду…». Его плечи задрожали. Он повернулся к другому памятнику, что рядом. Поцеловал фото супруги. «И ты прости, Катерина… Обещал, обещал… с вами останусь. Но надо ехать. Прощайте…».

Трудная дорога

Через полтора часа мы подъезжаем к длинной очереди автомобилей. Внизу где-то в километре от нас – КПП, через которое начнут пускать в 6-30. Я оставляю пока Николая Гавриловича в машине, а сам с женщинами ищу варианты пересадки. Но желающие подзаработать сами отыскивают нас. Пересаживаемся в микроавтобус, который ближе к пропускному пункту машин на пятьдесят, и стоит это сто гривен или двести рублей. Забираю своего знакомого (теперь мы уже как бы в одной связке). За 5 минут до открытия КПП наша гезелька стартует вместе с еще пятью-шестью микроавтобусами, игнорируя впереди стоящие легковики (такая здесь своя иерархия или движение по понятиям), мчит нас к заветной цели. Без очереди пропускают только инвалидов и граждан с малолетними детьми, поэтому я объясняю это своему попутчику и оставляю его идти самому до линии пропуска, а сам стартую, как спринтер, чтобы занять очередь и на Гавриловича. Прибегаю. Отдышался. Объясняю всем рядом стоящим, что не один, что занимаю очередь на пожилого родственника. Очередь подходит, а «родственника» нет. Я нервно выглядываю и пропускаю перед собой «пятерку» (очередь выстраивается по 5 человек). Пропускаю еще одну, а старика все нет. За это время должен был показаться на взорванном мосту… Нет. На той стороне нас уже ждет другая газелька, и места нам забронированы. Вот что деньги животворящие делают. Все можно купить. Но и долго ждать не будут-то нас, найдут других желающих уехать до Северодонецка… Может, плохо ему стало? Врачи помощь оказывают? Это нередкое явление под этим неуемным, почти африканским солнцем… Но вот долгожданная фигура старика – на горизонте. Молодец, Гаврилович. Я выбегаю из уже пятой «пятерки» и машу руками. Он поднимает руку. И, по-моему, улыбается. Как-то скупо и непривычно для себя. Видно, разучился улыбаться за последние три года…