02.05.2015, 16:12

Юрий Андрухович: Я за то, чтобы у украинцев не было никакого языка врага

Что происходит с языком, когда появляются враги? Давайте договоримся на начало, что под языком вражды понимается что-то вроде того, что в современной западной культуре называют hate speech. Адам Михник в свое время применил несколько образнее определение «язык сточных канав» (иногда переводят как «речь канализации»). В самых общих чертах – это определенный стиль речи, который характеризуется высокой степенью негативной эмоциональности. Его применяют для стравливания и натравливания, другими словами для провоцирования и мобилизации определенных агрессивных действий или реакций на действия.

Язык вражды является неотъемлемым компонентом любой пропаганды. Но не только ее. Литература в ее чистом, позапропагандистском виде в этом смысле тоже не безгрешна. Она же от самих своих первоистоков оперирует такими блоками, как «свои» и «чужие», «родина» и «чужбина», «война» и «убийство», «кровь» и «земля». Литература не может быть эмоционально стерильной, без негативной эмоциональности очень сложно представить себе ее движители.<

До сих пор я теоретизировал. Теперь ближе к нашей сегодняшней конкретике.

У нас, как известно, состояние войны. Большинству украинцев она пока не касается лично, но мы так или так все с ней (и в ней) живем. У многих из нас, образно и не только образно говоря, сдают нервы. Поэтому так сложно, а фактически невозможно избежать языка вражды в общественном дискурсе. Мы привыкаем к грубости высказывания и вживаемся в нее.

Не так давно на Львовщине я видел передвижение большой колонны наших военных. В каждом из населенных пунктов, через которые она ехала, руководство школ выводило учеников и учителей под национальной символикой – поздравлять наших защитников. Так они и стояли на обочине дороги в ожидании колонны. Я обратил внимание, что старшеклассники не без удовольствия держали среди других и транспаранты с известным лозунгом «ПТН ПНХ». Учителя, которые в Галичине обычно особенно перегибают палку, борясь с матерными словами, в этом случае охотно такую инициативу своих школьников поддержали. Я поймал себя на том, что так же смотрю на все это не без удовольствия.

Промежуточный вывод из этого зрелища таков, что Путин частично легализовал употребление т.н. нецензурной брани даже среди языково целомудренных украинцев. Но только в случае, если эта брань касается его самого. Нет такого патриота или вообще вживую спорное определение – нормального украинца, который не считал бы долгом время от времени проскандировать (пропеть) «Путин хуйло». Фамилия Путина растабуирована в украинском сознании до предела.

Утешает, что наша актуальная речь ненависти поддается карнавализации. Смеховой компонент объективно смягчает негатив. Высмеять – это в определенном (переносном) смысле убить, но не так жестоко, как убить в прямом смысле.

К сожалению, мы не святые и не ангелы. Поэтому в своих высказываниях мы все чаще «мочим сепаров» и «выпускаем из них кишки». А уж Путина, который так всех достал, мы готовы подвергать наистрашнейшим формам пыток и казней. Это – еще не действия, это – язык. Да, это язык вражды. Но как ей, вражде, не было взяться, когда в наличии необходимая предпосылка – враг?

Теперь еще немного о языке врага. В таких ситуациях, как наша, этим языком чаще всего становится национальный язык той нации, против которой ведется война. Для тех, кто сейчас воюет против Украины в рядах дээнэр-элэнэр – неважно, российские они граждане, украинские или, скажем, южноосетинские – таким языком является украинский язык. Ее носители являются однозначными «украми» и «бендерами», то есть подлежат уничтожению. Когда какой-нибудь "Моторола" говорит, что ему похрен, убивать или не убивать наших пленных, то я уверен, что шансы выжить после общения с ним значительно выше у русскоязычных бойцов ВСУ. Шансы же украиноязычных (и тем более – сознательно, подчеркнуто украиноязычных) скорее всего приближаются к нулю.

На противоположной стороне этого нет. То есть для защитников Украины русский языком врага не стал. Еще начиная с Майдана, который, на мое ощущение, был в совершенстве украинско-российско-двуязычным, утвердилась принципиальная толерантность «бандеровцев» к русскому языку. Потому как иначе? "Правый Сектор" преимущественно или в значительной степени русскоязычный, ВСУ (особенно офицерский состав) преимущественно русскоязычные, волонтеры из Днепра, Запорожья и Одессы русскоязычные, сторонники Украины в России (с оппозицией) русскоязычные, Немцов был русскоязычный, Макаревич русскоязычный, а, например, Рубинштейн – еще и как русскоязычный, он этого языка просто мастер.

Поэтому и президент Порошенко высказал вполне меткое как на политика утверждение, что – цитирую по памяти – «на русском языке Украину любят ничуть не хуже, чем на украинском». И я за. Я за то, чтобы у украинцев не было никакого языка врага.

Юрий Андрухович

Теги новостей: