Это от тебя зависит....
Красноармеец Сироткин неуверенно плелся за комдивом Бройхманом, то и дело тихо проклиная под нос революцию и пролетарский долг. Я только изредка посматривал на них, так как мое внимание отвлекали надоедливые мелкие детали: камешки на дороге, лужи или необычное дерево, вдруг возникавшее ниоткуда. С трудом отрывая взгляд от очередной букашки, я снова и снова догонял своих попутчиков.
Наконец, мы вышли на окраину хутора, который состоял всего из трех небольших хижин и разбросанных вокруг них сарайчиков. Бройхман поспешил к ближайшему дому и с разгону пнул дверь. Из темного проема вылетела ошалевшая курица, а за ней общипанный петух. Испуская страшные пронзительные вопли, с распростертыми крыльями полетел во двор, обгоняя в воздухе свою боевую подругу.<
Комдив собрался было кинуть в дом гранату, но из темноты показалась лысая голова. Голова наглым тоном заявила:
- Братаны!!! Заходите!!! Тут без вас совсем скучно. Ни тебе - девок, ни - ширки.
Бройхман посмотрел на странную голову, почесал затылок гранатой, затем, плюнув, вошел в дом. Сироткин опасливо перекрестился. Посмотрел на меня. Потом резко сняв с плеча винтовку бросился внутрь. Я только ухмыльнулся и вошел следом. Я ничего не боялся. Давно уже привык ко всему и ничему не удивлялся. В любую минуту мог переключиться на что-нибудь другое. Но было интересно узнать, что последует дальше.
А дальше... несколько минут я привыкал к мраку и когда стал различать даже паутинки на иконе в углу, услышал голос Бройхмана.
- Что за люди? Почему здесь? Кулаки иль кто иные? Предъявите мандат и объясните: зачем в трудное время для мирового пожара обосновались здесь?
За столом сидело несколько человек, сильно похожих на новых русских. Но не депутатов, а помельче. Областного, а то и районного масштаба. Один из них лениво прогундосил:
- Э... Кончай базар! Неча наганом крутить! А то еще сдуру пальнешь. У нас пукалки пострашнее будут. Вид у тебя, братан, какой то дурацкий. Что? Прибарахлиться не успел?
Грязное потное лицо Бройхмана вдруг побагровело, туловище затряслось в конвульсиях.
- Да не трясись ты так, братэлло! - засмеялся новый русский.
Бройхман глотнул воздуха и, захлебываясь, с надрывом заорал:
- Да я тебя, мать вашу, под стенку... Да я таких под Петроградом... Сам товарищ Троцкий мне именную саблю... Недорезали-недобили кровопийц поганых... В то время как страна, издыхая кровью... Вы тут с самогоном... На печи в тепле... Да как тут новый мир... С такими... такими... такими...
Комдив стал задыхаться. В глазах его застыла страшная нечеловеческая боль.
- Да не с самогоном, а с вискарем, братан, - примирительно протянул один из бандюков, - Ладно, кончай орать. Садись уже. Мы ж понимаем, что социально с тобою близкие. Вор комиссару глаз не выколет! Вор комиссару - товарищ и друг! У нас ведь общий враг есть - мужик трудовой, который еще книжкой не испорчен.
Комдив перестал трястись, взял со стола стакан с коричневой жидкостью и запрокинул содержимое внутрь. Потом удрученно посмотрел по сторонам и протяжно зарыдал, комично подплясывая плечами. Один из бандюков обнял его за плечо. Гладя по маленькой голове, затянул колыбельную.
Я заслушался. Ловил звуки удивительно красивой песни, забыв про Бройхмана и новых русских... Но тут грянул выстрел. Рассеялся дым. Я увидел красноармейца Сироткина с винтовкой в руках. Бессмысленно улыбаясь, он размахивал длинным стволом. Бандюки лежали на полу и не шевелились. А на столе в красной луже лежал комдив. Над его густой черной шевелюрой жужжала огромная зеленая муха.
Сироткин повернулся ко мне и жалобно протянул:
- Это я! Я книжкой не испорчен! А Бройхмана и так никто не любил. От него всегда чесноком смердело... Скажи, писатель, а меня теперь не расстреляют? Ведь это только от тебя зависит...
Проснувшись, я первым делом посмотрел на столик. На подносе уже ждала большая чашка бразильского. На кухне хлопотала жена. Хрустя костями, я потянулся изо всех сил и подумал:
- Как хорошо, что начался день.
И тут же забыл про все.