Жительница Луганска: Киев и Харьков так далеко, а смерть так близко
Российская пропаганда умело делает свое дело. На оккупированных территориях Украины "зомбирование" людей привело к тому, что после просмотра телевизора и прочтения газеты, - люди боятся ехать в свободную Украину.
Наверное, вы не поверите мне, но за эти два года без украинских телеканалов и новостей, Харьков и Киев стали намного дальше географически, чем были раньше.<
Названия украинских городов не звучат в российских новостях просто, о них говорят только нарицательно, уничижительно, плохо. Или не говорят совсем.
И оказалось, что за эти два года стали отчего-то ближе Москва, Ростов, Питер, хотя на самом деле ближе они не стали, но ощущение именно такое, как будто поменялось расположение комнат в доме. Дом остался прежним, но тебе настойчиво говорят изо дня в день, что ближайшие комнаты уже вовсе не по соседству, а балкон, который через всю квартиру, тот теперь заправляет всем.
Появилось множество страхов и неуверенностей, которых не было раньше и в помине. Как я куда-то поеду? А если меня остановят? А как ехать? Зачем? А если спросят у меня, откуда я? И в конце-концов оказывается, что ехать не нужно вовсе, не хочется уже ехать. Не обязательно. Дома лучше. Даже если дома не особо, но лучше все же, чем где-то.
Вот она – могущественная сила телевидения. Утром показали обстрелы в Дебальцево. Снаряды крупным планом. Конечно, ехать после этого мы не хотим и не поедем никуда. Неспроста же показывают обстрелы.
Хотя мы почти не смотрим телевизор. Но даже того, что видим урывками, достаточно. Кусочек войны на завтрак, еще на ужин и немного на обед. В новостях, бегущей строкой, между прочим. Погибшие, обстрелы, интервью. Воспоминания и даты. Мимо не пройдешь. Даже если выключить телевизор и не включать совсем, об этом услышишь в случайно включенных новостях в маршрутке, в разговорах на остановке.
Случайно, но от этих вырванных фраз еще страшнее – жизнь такая хрупкая, а смерть так близко. И что важно в таком случае? Что самое дорогое? Любить ещё больше? Баловать больше? Не отпускать, держать в объятиях? Говорить о самом-самом как будто в последний раз? Но сколько можно так, на пределе? И сколько можно без планов и будущего, а так, одним днем?
Я не знаю ответов, да я их и не ищу. На всех столбах нам предлагают поездки в Россию. Удивительные города, о которых я раньше не слышала. Варианты работы, отдыха. Как мы жили раньше без этих городов? Ведь жили же и неплохо.
Муж моей подруги исчез. Уехал с благородной миссией зарабатывать деньги для семьи еще два года назад. И скрылся из поля зрения. Раньше худо-бедно высылал деньги, звонил иногда, жаловался на плохую связь. Сначала Краснодар, потом Казахстан, потом Татарстан. Огромная география новых городов, десятков новых работ. Говорит, в Украину не вернется – перед войной успел взять несметное количество кредитов везде, где смог. Боится возвращаться. Живет перекатиполем по новым городам, новым фирмам, которые обещают много, но ему самому едва этого хватает на хлеб.
Я думаю, сбежал от семьи – он нудной жены, проблем, обязанностей. Живет жизнью и романтикой бродячего пирата – меняет города, квартиры, строит воздушные замки. Она терпеливо ждет, все равно развод сейчас нереально оформить. То оправдывает его, то считает безумцем. Ему война помогла воплотить его смелые планы – уехать, увидеть мир, искать себя. Пока не нашел, но настойчиво ищет. У него тоже страхи – вернуться к долгам и Украине.
А у меня – уезжать. Говорят, миром правит любовь. А мне кажется, страхи.
Яна Викторова